|
До этого я прыгал с парашюта с самолёта Ан-2. Прыжки с вертолёта
имеют особенность: в момент отделения от борта надо как можно
сильнее оттолкнуться, чтобы уйти от завихрения винта. Но я же этого
не знал. Не был отличником. И меня после отделения от Ми-8 затянуло
в вихревой поток под вертолёт.
Раскрытие парашюта должно было быть принудительным. Находясь в
вихревом потоке под вертолётом, я в сторону земли не падал, а
вращаясь вместе с вихрем, наматывал на себя стропы парашюта. Причём
по кругу – через плечо и между ног. Когда меня всего упаковало, от
вертолёта отделился мой парашют.
Вертолёт продолжал своё путевое движение, и я выпал из вихря. Но
тут начался обратный процесс: купол стал наполняться воздухом и меня
начало разматывать в обратном направлении. Причём крутило всё
быстрее и быстрее. Шёлковые стропы ударили по щеке и, оставив там
ожоговые волдыри, сбили с головы шапку-ушанку. В зубах остались
только завязки. На четвёртом курсе мы шапку не завязывали и
придерживали её, зажав в зубах завязки, а после раскрытия парашюта
– просто разжимали зубы.
Купол парашюта наполнялся. Меня разматывало. И вот он финал – я
раскрутился на всю длину строп. Произошёл сильнейший рывок. Меня
распрямило. И под действием центробежной силы с ног сорвало лётные
ботинки. Хорошо зашнурованные. Я успел увидеть, как они парой
отделились от ног и красивым авиационным строем удалялись в сторону
земли. А чуть в стороне, откинув одно ухо в сторону вращаясь туда же
двигалась моя шапка.
Путь с неба на землю я продолжал: на ногах в одних о носках и в
зубах - с завязками от шапки.
Все нормальные люди приземлялись в заранее рассчитанное место на
грунт. Меня же несло на дорогу покрытую щебнем. Сделал ноги вместе –
как учили.
Вот она родимая – я на земле. Погасил парашют. Благо ветер был не
сильный. Снял его. Подъехали пацаны на велосипедах, которые всегда
присутствовали при прыжках, забрали парашют и повезли его в сторону
старта.
Я, ещё толком ничего не понимая, пошёл в сторону казармы. Хорошо,
что она была недалеко. Лёг на кровать и лежал там по стойки смирно.
Всё тело болело. На плечах в верхней их части (вместо погон) были
синяки размером ширины парашютной подвесной системы.
Вечером в казарму забежал перепуганный начальник ПДС полка, с
ужасом меня ощупывал, повторяя при этом: «Только никому не говори,
только никому не говори».
|
